«Сталин. Часовщик»: мелодрама диктатуры культа личности

В Ростовском академическом драматическом театре им. М. Горького представили свою версию последних дней жизни Иосифа Сталина.

Второе название спектакля – «Исповедь с трибуны мавзолея». Впрочем, мавзолей в данном случае - это символ. Как такового его в спектакле нет, как нет любой другой мало-мальски заметной трибуны. Есть часы, много тикающих часов, создающих какофонию звуков, или громко отсчитывающие время. Или молча передвигающие стрелки с видеоряда. Времени нет. Оно остановилось. Или, наоборот, сошло с ума. Герой встает из импровизированного гроба, чтобы начать диалог с самим собой, со своими близкими, родными, окружающими, и, даже с Богом.

У Иосифа Сталина было четыре дня, согласно библиографическим данным, с момента кровоизлияния в мозг до факта констатации официальной смерти, для того, чтобы вспомнить все.

Бог, согласно версии автора пьесы Владимира Малягина, даже уходом из жизни испытывал «железного человека» Сталина, отведя ему четыре дня. По существующим медицинским представлениям, обычным смертным дается на это всего сорок минут.

Неоднозначная фигура Иосифа Сталина Джугашвили предстает перед зрителем библейским Иовом, самостоятельно выбравшим свою Голгофу.

«Я, может, тоже хотел бы винтиком быть… Делать тихо свою работу. Но куда же ты денешься, если тебя часовщиком поставили. И какой же ты тогда часовой, если ты с поста самовольно убежал. Нельзя так…Нет. Нельзя», - произносит со сцены исполнитель роли Отца народов Вячеслав Огир.

И аккуратно складывает свой белый китель генералиссимуса. В этом жесте скрыта и покорность судьбе, и признание себя рядовым солдатом доверенного ему государства, и полное самоотречение от собственных нужд до полного аскетизма: «Валенки и то сам штопаю». Практически праведник. А как же тогда те, документально подтверждённые 748 тысяч политических расстрелов и 3,6 миллионов человек, арестованных по политическим мотивам с 1930 по 1950 годы, ГУЛАГ и Бутовский полигон, где были расстреляны более двадцати тысяч человек?

Маленький Сосо (дебют 12-летнего актера Нарека Хачатряна) без капли смущения громко заявляет, что убьет Бога за то, что тот так несправедлив. И в блаженстве своего неведения не понимает, что бросает ему вызов на бой, в котором удар придется держать всю жизнь.

Блаженный Иероним, переводивший библейскую книгу Иова на латинский язык, признавался, что ухватить смысл многих мест в ней ему было так же трудно, как удержать в руках самую скользкую рыбу – мурену. Чем сильнее ее сдавливаешь, тем больше она выскальзывает из рук. Исследователи утверждают, что парадокс книги Иова заключается в том, что она одинаково очевидно и осуждает, и оправдывает. В результате читатели, которые должны были получить в книге Божьей точные указания как жить, впадают в состояние моральной прострации.

Точно так же происходит и с попытками оценки фигуры Иосифа Сталина. С одной стороны, тиран и диктатор, с другой: победа в Великой Отечественной войне, та, где шли в атаку «За Родину! За Сталина!», ДнепроГЭС и Магнитка.

Впрочем, авторы спектакля и не собираются давать ответы на все вопросы, оставляя это на суд зрителя. Режиссер Александр Пудин еще больше их запутывает, случайно ли, намеренно – вводя несколько ложных финалов. Иосиф Виссарионович выглядит сомневающимся, глубоко страдающим человеком, все время стоящим на пороге тяжелого нравственного выбора. Кстати, одним из режиссерских решений было собрать участников спектакля из молодых актеров труппы театра Горького. Исполнителю роли Сталина только 29 лет. Ведь никто из нас не знает, в каком виде предстанет на Божьем суде – маленьким ребенком или глубоким стариком. С другой стороны, это поколение, знающее историю только по рассказам старших, свободно от шаблонов исторических трактовок событий.

Основным оппонентом Сталина становится Надежда Аллилуева (Елена Золотавина) с алым пятном на груди и пистолетом в руке. Такой, какой он увидел ее последний раз. И хочется спросить: «Зачем ты это сделала?» И – не услышать ответа. Пусть бы кричала. Плакала. Упрекала. Молчит. Нет, нет – кричит и плачет теперь все время, но внутри головы. Это самое страшное. Потому что – не убежать. Не уговорить замолчать.

И сказала ему жена его: ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри (Иов. 2:9) И опять Сталин ведет себя как свой библейский прототип: «Нет!», сказанное близкому человеку, является наивысшим доказательством любви. Любовь – не постоянное соглашательство со всем. У Иова гибнут дети, но жена остается жива и служит постоянным упреком. Надежда Аллилуева остается с Иосифом как его проклятие.

А еще самым страшным в диалогах с самим собой становится ясное представление, что все – совсем не так. Любимая дочка (Алена Гудкова), «Светанка хозяйка», надежда и свет в окне, оказывается… даже самому себе не признаешься, так стыдно. Да еще и отрекается от так любящего ее отца. Сыновья – совсем другое. Это мужчины. К ним нельзя проявлять всякие там нежности. Но младший из них - Василий (Павел Кондрашин), получая самые высокие звания, потом их лишаясь и оказываясь за решеткой, от отца не отрекается до самого своего конца.

Вячеслав Огир, внешне красив, как возможно был красив Сосо Джугашвили, когда после духовной семинарии пришел в революцию. Но самое сложное в создании этого образа – показать ту мудрость, ту боль, который испытывает уходящий из этого мира человек, с горечью осознавая все свои ошибки. И Огиру еще, безусловно, предстоит пройти большой путь, для того, чтобы осознать тяжесть Шапки Мономаха и «мальчиков кровавых в глазах»

Пока еще спорным представляется образ матери Кэкэ (Татьяна Полищук). Каждое появление ее на сцене – событие. Актриса отлично умеет владеть зрительным залом, ее голос может быть мягким, напевным и горестно-надрывным. Но эта надрывность кажется немного излишней в сцене, где она зовет сына с собой в загробный мир. Ведь перешагнуть черту между жизнью и смертью – это отречение от всего сущего, от всех эмоций и страстей. Педалирование в этот момент может выглядеть как утаскивание сопротивляющегося человека дьяволом в ад. Но ни постановщик, ни актеры никак не дают предпосылок для такой трактовки. Впрочем, мне кажется, что когда премьерное волнение утихнет, многие моменты будут исправлены.

Часы путаются, тикают, останавливаются, видеохроника в зеркальном заднике переворачивается. Девочка, увидев, как расстреливают ее родителей красноармейцы, становится блаженной и не отдает никому единственную память о своей семье – маленькие ходики.

Одно лишь чувство остается как послевкусие - «Сталин. Часовщик» - это спектакль… о любви. О выборе между любовью и долгом, между любовью и собственными целями. О любви к родным и ко всей стране. Кто и сегодня ответит, где она, золотая середина?

Божий суд не минует никого – ни царя, ни часовщика Сталина. Ни сапожника по фамилии Джугашвили.

И не нам судить, каково ему там. В аду своего собственного культа личности и окружении лиц миллионов невинно погибших людей, так искренне в него верящих.

«Бог кругом разорил меня, и я отхожу, Он исторг надежду мою, воспылал на меня гневом Своим, Он считает меня между врагами Своими».